|
Пандемия коронавируса поставила расслабившееся человечество на место:
оно только гость на планете Земля, на которой в огромном количестве
живут более древние, чем люди, существа – это бактерии и вирусы. Они
тысячелетиями развиваются, мутируют, приобретая все новые и новые
свойства, помогающие им адаптироваться к изменениям географического
ландшафта, климата и населения планеты. Они малы и молчаливы, но могут
говорить с нами на своем языке – языке болезней, эпидемий и пандемий. Мы
тоже адаптируемся к ним – но какой ценой! Ценой гибели тысяч и миллионов
людей, утрачивая вместе с погибшими часть своего генофонда – слабого
перед лицом микробов, но, возможно, несущего неоценимые для рода людей
качества, которые в результате теряются безвозвратно. Пандемии
становятся яркими и страшными игроками на поле истории; хотя многие
инфекции – благодаря антибиотикам и вакцинации – люди держат сегодня в
узде, имена смертельных болезней до сих пор пугающе звучат для
человеческого уха: «черная оспа», «проказа», «холера», «малярия»,
«чума»… Последняя стоит особняком в этом списке, поскольку унесла в
Средние века, по разным оценкам, от 30-ти до 60 процентов населения
Европы, обескровила Византийскую империю, подготовив ее падение, и
оставила о себе большое количество эмоционально заряженных письменных и
изобразительных свидетельств. Пандемию коронавируса, конечно, невозможно
сравнить с чумой – Бичом Божьим. Современный мир Бог не наказал, но
погрозил ему пальчиком. Однако интересно проследить, есть ли сходство в
поведении людей при эпидемии чумы и коронавируса. Мы спросили об этом
Ирину Геннадьевну МЕТЕЛЁВУ, кандидата медицинских наук, автора недавно
вышедшей в издательстве «Пятый Рим» книги «Бич Божий. История чумы».
«В конце 2018 года, когда я сдала свою книгу в редакцию, мне и в
страшном сне не могло привидеться, что мы вскоре столкнемся с реальной
пандемией, да еще и пандемией коронавируса. Когда события вокруг
COVID-19 начали развиваться, первое, что бросилось мне в глаза, это
сходство в поведении людей при столь различных пандемиях. Я понимала,
конечно, что мы недалеко ушли от наших предков, что психология человека
не изменилась, но не представляла, до какой степени все может
повторяться».
Разговор оказался не только актуальным, но интересным и полезным,
возникали все новые и новые вопросы… Да и кто лучше медика может
ответить на них! Мы сочли, что нашим читателям полезно узнать многое,
что услышали от Ирины Геннадьевны. И решили представить текст интервью в
виде двух бесед. Для сначала проясним: как ведут себя люди при пандемии?
Беседа первая
– Когда в Средние века в Европе появилась
чума, тревогу забили не сразу. Население долго не могло поверить, что
это бедствие пришло и к ним, хотя было уже известно, что на Востоке и в
Азии, то тут, то там вспыхивала какая-то страшная эпидемия.
Вот и в ситуации с коронавирусом китайцы
не сразу осознали, что появилась новая болезнь, потом не сразу поняли,
какие надо меры предпринять, и когда сориентировались, инфекция успела
очень сильно расползтись, – говорит доктор.
Такова психология людей: никому не хочется
верить, что пришла беда, пришла надолго, и прежней жизни уже долго не
будет.
– И вот чума уже в средневековой Европе. В
одной из стран началась эпидемия чумы. Но соседи продолжают испытывать
иллюзии, что болезнь не перекинется к ним, – рассказывает Ирина
Геннадьевна. – Когда в Англии разрастался чумной мор, шотландцы решили,
что пришло время разорить английские пограничные земли, воспользовавшись
ослаблением своего врага. Они не допускали возможности, что заболеют
сами. Но стоило им собраться в Селкирском лесу, как «иммунитет» их на
этом закончился. «Их радость превратилась в плач, когда карающий меч
Господень… обрушился на них яростно и неожиданно, поражая их не менее
чем англичан гнойниками и прыщами».
А теперь вспомним современную Италию,
осуждавшую Китай за введение карантина. Как же, там ограничили свободу
граждан на передвижение! Нарушили права человека! Итальянцы до
последнего не верили, что COVID-19 у них тоже будет. И в США не верили,
говорили, что коронавирус – это выдумка.
В результате все сделали достаточно много
ошибок, – заключает Ирина Геннадьевна.
Коронавирус – не ровня средневековой чуме,
«Черной смерти». Чума разрушала привычный уклад жизни людей, лишала их
веры в будущее, травмируя психику, рождая отчаяние, страх, социальную и
религиозную истерию, дикие суеверия, побуждая к безумным поступкам.
Но какие-то аналогии с современностью
можно провести.
– Когда средневековый город официально
объявлялся чумным, людей охватывал страх, и возникало желание бежать.
Первое, что власти должны были сделать в такой ситуации, это ограничить
очаг заболевания.
Вот объявляют: в городе чума. Она уже
некоторое время в городе была, но ее игнорировали. Игнорировали опять же
из-за страха. Из-за страха экономических проблем и опасения прослыть
паникером: а вдруг окажется, что чумы в городе нет? Если ты врач, то
потеряешь клиентуру, если глава города – потеряешь доверие граждан и
власть. Это было тогда, есть и сейчас. Поэтому когда до руководства
доходили слухи, что в городе чума, оно создавало комиссию. С
психологической точки зрения, такое сопротивление чему-то новому и
неприятному сидит в человеке очень глубоко. И здесь лучше перебдеть, чем
недобдеть, а у людей всегда получается наоборот, – сожалеет И. Г.
Метелёва.
Соблюдаем панику
– Когда правительство, разогнав уже
вторую-третью комиссию, получало заключение, что город все-таки поражен
чумой, оно решало закрыть ворота. Обычно информация об этом
просачивалась раньше официального объявления карантина. В результате
среди населения начиналась паника, и люди бежали из города.
То же самое произошло в наше время в
Милане. Люди бросились вон и разнесли инфекцию очень далеко. Такая
особенность поведения не изменилась со времен Средневековья. Поэтому
надо сначала город закрыть, а потом карантин объявить, и следить за
чиновниками, чтобы не болтали о нем раньше времени, взяв с них подписки
о неразглашении.
Если вспомнить «пирамиду потребностей»
Абрахама Маслоу, то в такой ситуации даже актуализированный человек
(занятый личностным развитием) скатывается с высокого уровня
самоактуализации к подножью «пирамиды»: к потребности в безопасности и
защите. Желание выжить на некоторое время становится главным. Хотя,
наверное, актуализированный человек не будет метаться и биться головой о
стену с криками: «Все пропало!» Он «включит разум» и начнет думать, что
нужно сделать в такой ситуации. Ему ужас глаза не застит.
К сожалению, бывало и так, что до закрытия
ворот из города успевала выскочить местная власть. То есть они первые
узнали информацию и первые убежали. Город оставался без управления, и
некому было организовать жизнь населения во время эпидемии. Поэтому,
конечно, жителям всегда важно понимать, кто ими управляет и как эти
руководители могут повести себя в критической ситуации – как «отцы
города» или нет.
А вот дальше – среди тех, кто оставался,
некоторые люди продолжали игнорировать проблему. Они считали, что ничего
не происходит, и продолжали ходить по городу, не соблюдая никаких правил
безопасности.
Тех же, кто убежал из зачумленной
местности, нигде не хотели к себе пускать.
Вот и сегодня во время пандемии
коронавируса такие истории происходили на Украине с возвращающимися из
Европы соотечественниками, в России и Испании, где кое-где не хотели
видеть у себя москвичей и мадридцев.
Если долго действуют отрицательные эмоции,
такие, как страх, то благоприятный стресс, адаптирующий к стрессовому
фактору, становится хроническим. Он опасен, снижает иммунитет, человеку
становится легче заразиться, и болезнь переносится более тяжело, –
отмечает доктор.
«Царица грозная, Чума»
– Вот как повествует один португальский
монах о том, какой предстала ему жизнь во время чумы: «Среди прочих
житейских бедствий чума, без всякого сомнения, самое страшное и поистине
жестокое. Есть все основания называть ее „Злом“ с большой буквы, потому
что нет на Земле зла большего, чем чума, и сравниваемого с ней. Как
только в каком-нибудь королевстве или республике загорается этот
жестокий и неугомонный костер, население впадает в панику, городские
власти бездействуют, правительство парализовано. Суда больше нет, и
ремесла останавливаются. Семейные узы рвутся, улицы пустеют. Все
пребывает в смешении и разрухе… Вчера ты рыл могилу, сегодня тебе роют
могилу, а может статься, похоронят нас всех вместе в одной могиле. Люди
опасаются всего, даже воздуха, которым дышат. Боятся мертвых, живых и
самих себя, потому что смерть таится в одежде, которую они носят при
жизни и которая служит им саваном по причине скоропостижности кончины…
Улицы, площади, церкви усеяны трупами, эта
картина настолько ужасна, что при виде этого живые завидуют мертвым.
Некогда заселенные места обезлюдели, и эта пустота сама по себе таит в
себе страх и отчаяние. Нет жалости даже к друзьям, потому что жалость
опасна. Уместна ли жалость, когда у всех общая доля.
В этом ужасном смешении забыты и нарушены
все законы природы и любви. Все разобщены: дети и родители, мужья и
жены, братья и друзья. Печально осознавать, что, расставаясь, люди
вероятнее всего больше не увидят друг друга. Мужчины, утратив свое
естественное мужество и не зная более, какому следовать совету, словно
слепцы натыкаются на каждом шагу на страх и противоречия. Женщины своими
воплями и стенаниями приумножают печаль и сумятицу и требуют спасения от
зла, которое никому неведомо. Дети проливают невинные слезы, потому что
они чувствуют несчастье, хотя и не осознают его».
Святые и грешные
– В ситуации длительного интенсивного
стресса у человека истощаются силы, психологические черты, присущие
каждой личности, предельно заостряются, и отчетливо проступает настоящая
сущность человека. Общество расслаивается на «святых» и «грешных» – тех,
кто помогает, и тех, кто занимается собой или даже вредит другим. Люди,
которые большую часть жизни не тяготели ни к каким крайностям, вынуждены
определиться. Потому что если к ним обращались за помощью, они не могли
отложить решение этого вопроса и должны были либо отказать, либо оказать
помощь, несмотря на смертельную опасность.
В одних семьях заболевших близких
оставляли дома, за ними ухаживали, даже пытались призвать к ним врача.
Родственники, отваживавшиеся подавать воду и лекарство, конечно, хотели
себя обезопасить. Согласно рекомендациям средневековых врачей, они
предварительно смачивали свою одежду уксусом, не дышали ртом, не глотали
слюну, старались подальше вытягивать руку, чтобы близко к больному не
подходить.
А в других семьях заразившихся чумой
родных просто выбрасывали на улицу, причем даже больных детей. При этом
здоровые члены семьи закрывались от мира в стенах своего дома или вообще
пытались выживать поодиночке.
Джованни Бокаччо писал о чуме во
Флоренции: «Бедствие вселило в сердца мужчин и женщин столь великий
страх, что брат покидал брата, дядя – племянника, сестра – брата, а
бывали случаи, что и жена – мужа, и, что еще ужасней и может показаться
совсем невероятным, родители избегали навещать детей своих и ходить за
ними, как если б то не были родные их дети».
Это разделение общества на две группы в
зависимости от степени проявления эгоистичности было выражено очень
ярко.
В чумном городе у некоторых были «очень
милые» соседи, которые, узнав, что в доме рядом поселилась чума, могли
этот дом поджечь, чтобы уничтожить заразу, вместе с больными и здоровыми
людьми. Такие случаи тоже были нередкими. Заколачивали двери и окна в
домах заболевших соседей, так что даже здоровые, но ослабевшие от голода
не могли выйти, потому что оторвать доски изнутри дома у них не хватало
сил, – отмечает И.Г. Метелёва.
Общество, охваченное смертельной
эпидемией, впадает в крайнюю агрессивность, ищет внутренних и внешних
врагов и проявляет коллективную жестокость в отношении тех, кого считает
виновником своего бедствия.
Несмотря на то, что пандемия коронавируса
– лишь бледное подобие средневековых пандемий, и сейчас встречаются
случаи эгоистической жестокости по отношению к близким. СМИ обошла
история некоего сицилийца, медбрата Антонио де Паче, который убил свою
возлюбленную, полагая, что она заразила его COVID-19.
При этом есть место для проявления
доброты. В городах России волонтеры православной службы «Милосердие»,
например, доставляют нуждающимся на дом продукты и лекарства.
– В чумном городе оставалось немало
сильных духом и верой докторов и священников, – продолжает Ирина
Геннадьевна свой рассказ. – Многие заплатили жизнями за то, что не
бросили своих подопечных и своих обязанностей: погибли все
монахи-августинцы Авиньона, из 160 монахов-кордельеров Магелона выжило
только 7… В Неаполе в 1656 году погибло 96 городских священников из 100,
в Мессине – 19 из 25… Смертность врачей в эпидемию чумы составляла около
трех четвертей имевшихся. Пример мужества показывали многие чиновники. В
Марселе в эпидемию 1720 года помощники мэра продолжали работать, не
позволяя чуме затянуть их город в водоворот хаоса.
Но до бесконечности сидеть дома невозможно
– карантин длился месяцами, нужно было пополнять запасы еды. Выходя на
улицу, горожане брали с собой оружие, поскольку встречные и провизию
могли отобрать, и убить.
Бандитизм был широко распространен –
особенно за счет заключенных, которых выпускали из тюрем, чтобы убирать
трупы из домов и с улиц. Они сразу начинали мародерствовать и, в
общем-то, не заботились о том, что через украденные вещи могут
заразиться сами.
Поэтому когда сообщают, что в США власти
Калифорнии, Нью-Йорка, Техаса открывают двери тюрем, оправдываясь
попыткой предотвратить вспышки коронавируса в местах заключения, – в
этом видится аналогия со Средневековьем. Население Америки говорит:
«Ой» и бежит покупать оружие…
Вот эта опасность, подстерегающая
выходящего из дома, эта тяжесть заточения – сильно влияли на
психологическое состояние человека. Мы-то сидим в самоизоляции с
телевизором, с компьютером, со смартфоном – и говорим, что нам тяжело. А
каково же было дома в Средние века сидеть!
Так не доставайся же ты никому!
– Тогда же и так называемые «заразители»
появились – больные чумой, которые стремились заразить других. Как писал
Лютер: «Некоторые люди, чувствуя, что заболевают, ничего об этом не
говорят и общаются со своими собратьями в надежде передать им пожирающую
их заразу. Проникшись этой мыслью, они бродят по улицам, входят в дома,
даже пытаются поцеловать прислугу или детей, надеясь таким способом
спастись. Хочется верить, что эти люди действовали по наущению дьявола,
что только его следует обвинять. Однако я слышал, что зависть и отчаяние
толкает этих горемык на подобное преступление, потому что они не хотят
болеть одни. Право, не знаю, верно ли это. Но если это действительно
так, то кто же мы, немцы, люди или демоны?»
В начале эпидемии коронавируса тоже
промелькнула новость в СМИ, что в Ухане поймали больных, которые плевали
на ручки двери. Хорошо, что это явление не носило массового характера.
Методы борьбы с унынием
– Были в средневековых городах и такие,
кто говорили: «Ну, сколько же можно дома сидеть, расстраиваться. Если
Церковь говорит, что уныние – страшный грех, то надо весело проводить
время». То тут, то там вспыхивали очаги так называемых «чумных плясок».
Поначалу эти мероприятия происходили централизованно, и власти городов
специально нанимали оркестр, чтобы люди танцевали под музыку. А потом
пляски стали принимать болезненные формы, когда множество людей выходили
на улицы и танцевали, зачастую даже без музыки, в прямом смысле слова –
до упаду, забывая о еде, питье и сне, сутками, до смерти от истощения
или апоплексического удара. Профессор истории Джон Уоллер из
Университета Мичигана полагает, что это были психогенные состояния (типа
трансов или психической болезни) на фоне длительного стресса, страха,
можно сказать, даже ужаса. Позднее «эпидемии плясок» вспыхивали в другие
стрессовые моменты вплоть до
XVIII века по всей Западной Европе.
В России во время средневековых эпидемий
люди вели себя иначе: они строили однодневные церкви. Полагали, что если
такую церковь построить, то Бог будет более милостив. Это очень
интересное явление: нужно было, одевшись во все чистое, успеть возвести
церковь всем миром за светлое время суток и освятить ее. В светлое время
– потому что считали, что Божье время – светлое, а темное принадлежит
сатане, – поясняет Ирина Геннадьевна.
Есть мнение, что первая обыденная церковь
была возведена еще в 996 году великим князем Владимиром в благодарность
за спасение его и дружины от печенегов. С тех пор и вошло в обычай
строить храм – либо в благодарность за дар или спасение, либо умоляя о
помощи и избавлении от мора. В XIV веке, на фоне эпидемии Черной смерти,
этот обычай стал повсеместным, да и последующие несколько веков, этак
века до XVIII-го, активно встречался, особенно на новгородчине и
псковщине. С одной стороны, люди богоугодным делом заняты, унынию
придаваться некогда, свой дух укрепляют, материальные ценности
производят, да и чистота – залог здоровья (и гибели паразитов), но с
другой стороны – люди в едином порыве объединялись и… распространяли
инфекцию. И это было особенно печально, потому что на Руси курсировала
очень тяжелая, легочная форма чумы.
«Умерший близкий» или «заразный труп»?
– Восстановление обряда похорон в
средневековом городе – это сигнал, что эпидемия идет на спад, –
рассказывает доктор. – Дело в том, что когда возрастало число погибавших
от чумы, гробов на всех не хватало, и смерть обезличивалась: в один гроб
могли по пять человек умерших заколачивать. Но и так делали только в
начале пандемии. А потом и гробов-то уже не было, мертвых выкидывали на
улицу, где их подбирали мортусы – похоронные команды – и отвозили на
повозках за город. Там в огромные общие ямы десятками и сотнями опускали
трупы, засыпали негашеной известью и землей.
Утеря «благопристойности» смерти и похорон
воспринималась людьми как еще одна трагедия.
Жан Делюмо пишет, что когда на исходе
эпидемии чумы 1720 года жители Марселя снова увидели на улицах
катафалки, они не могли сдержать своей радости. Значит, мертвых стало
меньше, значит, все идет на лад. Живем дальше! Статистики тогда в Европе
не собирали, никто населению ежедневно, как нам, не докладывал, сколько
человек заболело, выздоровело и умерло, но по восстановлению обрядов они
могли догадаться, что умерших становится меньше настолько, что их можно
хоронить индивидуально, – пояснила Ирина Геннадьевна.
При коронавирусе трупы на улице не
валяются: инфекция не та. Однако мир, например, облетели снимки,
сделанные с дрона, как на острове Харт в Нью-Йорке опускают гробы в
братскую могилу на дно огромной ямы. А прокурор штата Миссури
пожаловался в двадцатых числах апреля: «Люди не могут нормально
похоронить своих близких». В Мадриде власти временно реквизировали
ледовый каток Palacio de Hielo, чтобы переоборудовать его под морг.
Даже если страхи людей перед эпидемией
преувеличены, мир испытает огромное облегчение, когда вернется к
нормальной жизни, и ритуалы рождения, свадьбы и похорон вновь будут
восстановлены.
Теории заговора и поиски виновников бедствий
– Как же без этих теорий! Особенно когда
дела идут не совсем хорошо, – замечает Ирина Геннадьевна. – При «Черной
смерти» в Средние века врагами считали чужаков – иноверцев, евреев,
прокаженных, нищих, иногда даже священников, могильщиков, колдунов, а в
16 веке, бывало, и врачей.
В средневековой Европе ходили слухи, что
король гренадских мавров сговорился с евреями уничтожить христиан, евреи
же, в свою очередь, призвали на помощь прокаженных, посулив им
всевозможные материальные ценности и титулы. Дьявол, якобы, через евреев
убедил прокаженных заразить христиан проказой или убить тех, кто не
заразится, отравив источники. Прокаженные на четырех советах, якобы,
согласились: ведь тогда они перестанут считаться самыми презираемыми,
ибо такими станут все.
И, в общем-то, в эти игры люди играли
довольно искренне, даже некоторые прокаженные считали: поскольку их не
любят, почему бы им действительно не заражать колодцы. Это было
искреннее желание насолить тем, кто не считал их за людей. Евреи порой
тоже в этот заговор верили. Так что «воду мутили» все со всех сторон.
Когда сжигали «распространителей чумы»,
чума от этого не исчезала. Народное недовольство, которое могло
перерасти в бунт и снести правительство, уничтожить полгорода, таким
образом немножко сглаживалось. А иногда это недовольство выливалось в
большие еврейские погромы. В ряде городов – таких, как Кенигсберг,
Фрайбург, Мюнхен, Нюрнберг и других – евреев истребили полностью. В
Майнце в августе 1349 года погибли шесть тысяч евреев – они пытались
сопротивляться и убили около двух сотен нападавших, но силы были
отчетливо неравны. Около трех тысяч евреев были убиты в Эрфурте.
Последняя расправа над евреями датирована декабрем 1349 года, и
случилась она в Антверпене и Брюсселе.
Человек вообще склонен в своих проблемах
кого-то обвинить, и думает, если злодея уничтожить, то сразу станет
очень хорошо.
Сейчас какие-то отголоски прежних страхов
остались. То китайцев бьют на улицах европейских городов, то ополчились
на вышки сотовой связи 5G, – заключает свой рассказ И.Г. Метелёва.
В Великобритании стали поджигать такие
вышки после того, как провели параллели между запуском сетей нового
поколения и пандемией коронавируса. Решили, что излучение ослабляет
иммунитет. Сторонники этой теории обходят вниманием факт, что пандемия
коронавируса поразила такие страны, как Иран и Япония, где сетей 5G еще
нет.
А на индийском курорте Гоа еле остановили
травлю белых людей, которых обвинили в занесении коронавируса в Индию. В
соцсетях рассказывают, как одна пара туристов десять дней из дома не
могла выйти, даже в магазин боялась выбраться. Так и сидели на рисе и
воде.
Как бы то ни было, всегда остается
надежда, что все плохое проходит. Средневековая Европа пережила эпидемию
чумы, понемногу оправляясь от ужаса и подготавливая Возрождение –
пробуждение надежды и восторга перед жизнью.
Будем надеяться, что и нас ждет впереди
обновленная жизнь. Главное сейчас – обдумать, что нужно сделать для
того, чтобы она наступила.
Беседовала Ольга ЖИГАРЬКОВА
Что за «зверь» такой – вирус? Мы попросили Ирину
Геннадьевну МЕТЕЛЁВУ рассказать о нем и пояснить нам смысл терминов,
очевидный для медиков и туманный для всех остальных: пандемия,
летальность, контагиозность – на примере чумных бедствий.
МОЖНО ЛИ "ДОГОВОРИТЬСЯ" С ВИРУСОМ?
Беседа вторая
– Представьте себе, что у нас есть большой город, и в нем
заразились сто человек. Из этих ста человек трое умерли. Тогда
«летальность» будет – три процента, – поясняет доктор. – Если тысяча
человек заболела, и тридцать из них умерли – летальность тоже будет
составлять три процента. Когда же мы считаем умерших по отношению ко
всему населению города, учитывая, в том числе, и не заболевших, не
зараженных жителей, то это будет показатель «смертности», – объясняет
Ирина Геннадьевна.
– Интересно, что у нас летальность при COVID-19
составляет менее одного процента, где-то – как в США и Китае – доходит
до 5, а в Италии или Англии даже до 13 процентов, и все это считая из
тех людей, которых мы определили заболевшими.
Причем сложность заключается в том, что подсчет
заболевших зависит от точности тестов и от количества людей, прошедших
тестирование, а оно различается от страны к стране. То есть там, где мы
тестируем множество людей, выявляем даже случаи легкого течения
заболевания, будет считаться много заболевших, а умерших по отношению к
этому большому числу – мало. А там, где проверяем только тех, кому
поставлен диагноз «пневмония», у нас получится летальность выше, потому
что мы только на тяжелых больных обращаем внимание.
То есть значение показателя летальности зависит и от
того, как обследуется население.
Что же касается летальности при чуме, то она зависела от
формы, которая в этой местности преобладала: в одно время это была
бубонная чума, в другое – больше первично-легочная. Надо пояснить, что
чума в основном протекает в трех формах: бубонной, легочной и
септической, – рассказывает доктор.
– Септическая форма – это «печаль печальная»: человек
умирает от нее на фоне горячки и нарушения сознания за несколько часов,
иногда за день, на фоне явлений недостаточности работы всех органов и
систем, не успев сформировать местные клинические симптомы. И пневмония,
и бубоны тоже не успевают сформироваться. Возбудитель чумы не
задерживается в лимфоузлах, разносится по всему организму, и возникает
синдром полиорганной недостаточности – сепсис, по сути. В Средние века
эта форма была распространена, и передавали рассказы, как «тот, кто
сегодня был в добром здравии, на следующий день был уже мертв и предан
земле».
Бубонная чума начинается после укуса зараженной блохи,
вши или другого кровососущего насекомого-переносчика. Через этот укус в
ранку попадает бактерия и разносится в лимфоузлы. Лимфоузлы воспаляются,
раздуваются, образуя бубоны в подмышках, на шее, в паховой области. Но,
как вы видите, это не имеет ничего общего с нашим COVID-19 – и
переносится не так, и клиническая картина болезни другая. Но есть еще
легочная форма чумы.
Как COVID-19, она бубонов не формирует, блохами не
передается. Первично-легочная чума имеет воздушно-капельный путь
передачи. На человека чихнули, кашлянули, он такой воздух вдохнул – и
через двое-трое суток у него развивалось воспаление легких. Легочная
форма чумы была характерна для стран севера – Англии, Норвегии и России,
где зимой кровавая рвота и кровохарканье убивали людей менее чем за два
дня. И никакого лечения не было, и летальность была чрезвычайно высокой
– собственно, равной 100 процентам, и такая ситуация сохранялась вплоть
до эпохи терапии антибиотиками. Но я про это рассказываю для того,
чтобы мы не очень-то с нашим COVID-19 «примазывались» к чуме и поняли,
что коронавирус, все-таки, не до такой степени чума, – добавляет доктор.
Пандемии: откуда они берутся и что с ними делать
– Для того чтобы запустить пандемию инфекционного
заболевания, нужен микроб – то есть вирус или бактерия. Например,
COVID-19 – это вирус, а чума – это бактерия. И когда заболевание не
просто распространилось из очага, где возникло, а разлетелось по всему
миру, то можно говорить о пандемии. Пандемия опасна из-за огромного
числа заболевших, когда количество зараженных становится сопоставимым с
численностью населения (приближается к 100 процентам), а бежать не то
что в соседний город, но даже из страны не имеет смысла, так как всюду
царит один и тот же ужас.
Как это может произойти? Давайте представим себе это на
примере чумы. Она высококонтагиозна, то есть заразна. Если люди без
защитных приспособлений, даже без противочумного костюма находятся в
одном помещении с больными, то они с большой вероятностью заболеют.
Но заболеют все-таки не все. Вспомним трагичную историю
со вспышкой чумы в станице Ветлянской на Волге в 1878 году, где смерть
выкашивала некоторые семьи полностью, а другие, жившие по соседству,
чумой не заражались.
Дело в том, что люди сильно разнятся по своей
восприимчивости к инфекциям, причем это определяется их врожденными
генетическими особенностями. Научные исследования показывают, что
склонность к тяжелому течению инфекционных болезней тоже определяется
генотипом человека. Даже иммунитет после одной и той же вакцинации может
сформироваться неодинаково у людей с разными генетическими свойствами!
Во многом носители этого определенного, «слабого»
генетического типа во время Второй и Третьей пандемии чумы были в своей
популяции выкошены: умерли и не оставили потомства.
Когда Вторая пандемия накрыла Земной шар в XIV веке, то
практически весь мир чумой переболел, а потом она пошла уже волнами,
накрывая города и регионы каждые десять-пятнадцать лет, и теперь
забирала потомков тех людей, у которых генотип был особо чувствительным
к чуме. Так сработал естественный отбор, и сформировалась новая
европейская популяция, на которую чума действует менее гибельно. Это
закреплено на генетическом уровне, хотя проверять степень устойчивости
мы бы не рискнули даже с вакцинацией и антибиотиками.
Однако есть районы, которые чума обошла: например,
высокогорные районы Западной Грузии, где живут мингрелы и сваны. Их
предки чумой никогда не болели, и этим народам нужно остерегаться
серьезных инфекций.
А теперь поговорим о Китае. Почему о нем? Потому что
COVID-19 родом оттуда, и SARS (атипичная пневмония), и все пандемии
чумы, как выяснили палеогенетики, тоже начались в Китае. Пандемии,
конечно, начинаются не только там – они идут и из некоторых регионов
Африки, Азии, Индии. И преимущество, и беда Китая всегда заключалась в
большой численности населения. А чем скученнее живут люди, чем дольше
длятся контакты больных со здоровыми, – тем выше вероятность
распространить заразу, заразиться чумой.
Но достаточно ли этого, чтобы включить пандемию?
Представьте себе наше Забайкалье. Народу живет там мало,
а в Средние века еще меньше: по степи были разбросаны отдельные
стойбища, где жили человек по 10-15. Но в степях Забайкалья, Монголии,
северо-восточного Китая обитает тарбаган – большой такой сурок. И если
кочевники на стойбище поймали, разделали и съели тарбагана, болеющего
чумой, то сами заболели, и половина из них умерла. Начнется ли в этом
случае пандемия? А не начнется!
Для возникновения пандемии нужен не только микроб, не
только чтобы он заражал человека, не только, чтобы он легко передавался
между людьми (имел высокую контагиозность) – нужно, чтобы люди
интенсивно перемещались. Тогда инфекция сможет распространиться. Ту же
чуму в блохах и на себе лично должны перенести крысы или сурки. Или
зараженные люди должны путешествовать. Потому что когда люди перегоняют
скот, идут с караваном или плывут на корабле, то даже если все они умрут
– крысы останутся, если умрут все крысы – то блохи останутся. К примеру,
Норвегия во время Второй пандемии чумы, находясь на отшибе Европы, долго
избегала общей печальной участи, но в ноябре 1348 года кто-то польстился
на дармовой груз шерсти, лежащий на «мертвом» английском корабле.
Корабль прибило к берегу в районе Бергена, на нем живых не было – только
почерневшие трупы команды на борту. И этот норвежец перенес на берег
вместе с тюками шерсти мириады голодных чумных блох. И все, со страной
в эпидемическом смысле было покончено.
Это о путях передачи бубонной чумы. А с COVID-19 дело
обстоит иначе. Понятно, что никаких блох тут нет. Здесь точно так же,
как с легочной формой чумы: для передачи болезни люди должны общаться.
Если бы Ухань был не большим промышленным городом, а
деревушкой в заоблачном Тибете, то все население переболело бы и
выздоровело, и на этом эпидемия могла остановиться. Но в Ухане живет
пропасть народу, и болезнь поползла.
И дальше – если бы китайцы сидели дома и никуда не
ездили, то глобального распространения болезни можно было бы избежать. А
мобильные китайцы увлекаются туризмом, без удержу путешествуя по белу
свету. То же и в XIX веке, во время Третьей пандемии чумы: китайские
кули были востребованы во всем мире как дешевая рабочая сила, с ними по
миру расползалась и чума.
XXI век – это эпоха пандемий
– Что я имею в виду? Сегодня сняты ограничения в
перемещении между странами, и любые инфекции могут быть разнесены по
миру и случайно попасть в эпидемически и климатически подходящие
условия. Даже в некоторые районы Центральной Африки, куда раньше
добраться было очень трудно, сейчас уже летают небольшие самолетики. И
в этих отдаленных уголках местные жители могут быть невосприимчивы к
болезни, которой уже переболели, а прилетел туда турист, бизнесмен – и
заразился. Он, может быть, еще не заболел, но уже вывез инфекцию к себе
в мегаполис, где при контактах заразил множество других людей. Таким
образом новые инфекции могут путешествовать по всему свету. Так что
теперь вероятность возникновения пандемий гораздо выше, чем в 20 веке, –
поясняет доктор.
Иммунитет может быть сформирован только в случае, если
человек переболел или вакцинировался от болезни. Если этого не
случилось, то, чтобы не заразиться, ему надо не контактировать с
больными. Отсюда – идея карантина, которая возникла еще в средневековой
Европе во время эпидемии чумы. А если не получится не контактировать, то
человек, скорее всего, тоже заболеет и будет дальше инфекцию передавать.
Ну, а если эта болезнь не высококонтагиозная, то есть
она не переносится легко от человека к человеку и не поражает всю
популяцию, то пандемия не запустится, какой бы тяжелой и
высоковирулентной инфекция ни была.
Как мы видим, COVID-19 оказался высококонтагиозным, он
быстро заражает людей и быстро распространяется. Поэтому волна пандемии
коронавируса всех и накрыла.
Повседневная жизнь вируса: где и как она протекает?
– Ученые говорят о местных очагах заболеваний, которые,
оживая, «запускают» эпидемии и пандемии. Практически все патогенные роды
бактерий присутствуют в почвах, растениях, в норах и в кишечнике
грызунов. Это и есть местные очаги, там и живет чумная палочка. Живет
очень давно, и появление человека ее жизнь мало изменило. Причем сама
чумная палочка менялась – постоянно мутировала. Это тоже очень
интересная тема.
Например, вирусные инфекции часто самолимитированы –
обычно это РНК-вирус, который размножился (размножаться он может только
в организме) и на этом закончил свой цикл жизни. А может быть так, что
человек или животное заражается сразу двумя вирусами, тогда у него в
организме в циркуляции оказывается сразу две инфекции. Два вируса,
встретив друг друга, меняются фрагментами. Иногда в результате этого
получается более жизнеспособное потомство, иногда менее. Это даже не
мутация, это естественный процесс развития вируса. И получается, что на
выходе мы имеем уже немножко другой вирус. В результате такого обмена
вирус может стать, например, высококонтагиозным. И пойдет уже другая
инфекция. Возможно, так произошло с COVID-19. А возможно, в организме
человека вирус, как нередко бывает, повел себя иначе, чем в организме
животных, которых поражал ранее.
Чума также видоизменялась. Чумная палочка эпохи каменного
века была не совсем такая, как при Первой пандемии, «Юстиниановой чуме»
551-580 годов. Вплоть до того, что она не умела передаваться через
кровососущих насекомых, и когда блоха кусала животное, больное чумой, то
не могла болезнь передать, потому что благополучно эту бактерию
переваривала. А в более поздних останках палеогенетики обнаружили
бактерии чумы, которые приобрели новые свойства и научились защищаться
в кишечнике блохи от переваривания.
Между отдельными вспышками эпидемий и пандемиями чума не
умирала: она перемещалась на уровень животных или вообще засыпала в
норах и достаточно долго могла там сохраняться. И почему чума вдруг
начиналась именно в форме пандемии, у эпидемиологов есть очень много
объяснений. Есть предположение, что это может быть связано с изменением
климата (Первая и Вторая пандемии разворачивались на фоне малых
ледниковых периодов – похолодания). М.В. Супотницкий, автор большой
монографии о чуме, считает, что не крысы принесли чуму откуда-то из
Китая или Индии, а природные, местные очаги чумы одновременно проснулись
в разных частях мира.
Почему японцам не удалось развязать бактериологическую
войну
– А дальше – еще интереснее. Ровно до середины 20 века
считалось, что если взять бактерию, взять ее переносчика – например,
блоху, крысу – и от него заразить людей, то можно искусственно запустить
эпидемию. И если люди достаточно активно будут переезжать, общаться, то
начнется пандемия.
Первым, кто столкнулся с тем, что это не совсем так, был
полковник и биолог Сиро Исии, под командованием которого во Второй
мировой войне трудились подразделения «отряд 731» и «отряд 100», которые
разрабатывали бактериологическое оружие. Сами японцы не боялись чумы: во
время каждой пандемии они умудрялись так «самоизолироваться», что
большой заболеваемости и смертности, как в Европе, у них не было, и с
детства их сказками о страшной чуме не пугали. Когда Сиро Исии
стажировался в Европе перед Второй мировой войной, он обратил внимание,
до чего европейцы боятся чумы. Про себя он решил, что если придется
воевать, то эффективнее чумы оружия не найти – оно и убийственное, и
деморализующее. Под руководством этого умного, но патологически
жестокого человека было изобретено множество различных видов вооружения:
например, керамические бомбы. Взрыв бомбы происходил над поверхностью
земли, необычный боеприпас распадался при этом на мелкие кусочки,
распространяя «блошиный десант» по большой площади. Было создано девять
разновидностей авиабомб, в том числе бомбы, заражающие осколками через
раны, бомбы с аэрозолем бактерий. Проводились эксперименты и
диверсионная работа по заражению инфекциями домашнего скота и посевов,
пастбищ и водных источников. С самолетов пытались десантировать корзины
с чумными крысами и с животными, зараженными другими болезнями. И все у
японцев работало, пока проводились опыты на военнопленных, эксперименты
на секретном полигоне. Но при применении оружия на практике, на
территории оккупированной Маньчжурии, дальше отдельных вспышек
заболеваний дело не шло. Сиро Исии был в полном недоумении: как же так,
в 1910-11 годах чума естественным образом охватила всю Маньчжурию, а у
него при всем старании ничего не получается!
В 11 уездных китайских городах, атакованных японским
бактериологическим оружием с 1940 по 1944 год, чумой заболело… около 700
человек. Военнопленных в лабораторных опытах японцы загубили больше.
Так что бактерии и вирусы очень часто ведут себя не так,
как мы от них ожидаем. Эпидемиологи иногда признаются: мы можем
объяснить, почему произошло то или иное событие, но прогнозировать
развитие пандемии не в состоянии. Этому предстоит еще научиться.
Когда ждать вакцину от коронавируса?
– Когда люди поняли, что какие-то болезни можно сделать
более легкими и предупреждать их прививками, с того момента человечество
разделилось на две большие группы – на сторонников и противников
вакцинации. Каждый раз, когда происходит какая-то страшная история вроде
пандемии, противников прививок становится значительно меньше, и резко
повышается число сторонников. Это давно замеченный факт. Все страсти
вокруг вакцинации, всякие выдумки были даже в те далекие времена, когда
прививали от чумы во время Третьей пандемии. Уже тогда в Маньчжурии
отговаривали людей вакцинироваться, передавая страшные истории про то,
что у кого-то после прививки рука почернела, ее пришлось отрезать, и
тому подобное. Но все равно люди шли и прививались, потому что была
статистика, показывавшая меньшую смертность привитых групп.
Наш соотечественник Владимир Хавкин в Бомбее во время
эпидемии чумы в 1897 году создал вакцину – испытав ее сначала на себе,
потом на добровольцах и заключенных тюрем. Вакцинированные заболевали
бубонной формой чумы, но никто из них не умирал. После этого были
сделаны тысячи прививок жителям Бомбея, и все привитые остались живы.
Конечно, полученную Хавкиным вакцину с точки зрения науки трудно даже
классифицировать, ведь бактерии не были умерщвлены формальдегидом, как
требуется по классике производства убитых вакцин, но его вакцина
работала!
Сейчас, конечно, так не делают. Если бы летальность при
коронавирусе составляла, как при легочной чуме, почти 100 процентов,
может быть, так и пришлось бы делать. А поскольку летальность не такая
большая, то мы должны доказать, что изобретенная вакцина не только
эффективна в предупреждении заболевания, но и существенно безопаснее, с
учетом возможных осложнений и побочных эффектов. При этом ученые должны
доказать, что вакцина не имеет неприятного отсроченного эффекта, который
бы отразился на следующих поколениях. Для этого нужно время. Так что
вакцину от COVID-19 мы завтра не ждем.
Один из уроков, который мы должны извлечь из пандемии
коронавируса, заключается в необходимости увеличить финансирование
медицинской науки, необходимости вложить достаточные средства в
подготовку эпидемиологов, в новые исследования в области вирусологии и
эпидемиологии.
В заключение Ирина Геннадьевна отметила огромное
значение, которое в условиях вынужденной самоизоляции, экономических
проблем и неясного будущего приобретает работа клинических психологов.
Они, не выходя из дома, по скайпу и другим средствам связи, могут
отчетливо облегчить жизнь людям с неустойчивой психикой.
Беседовала Ольга ЖИГАРЬКОВА
«Психологическая
газета: Мы и Мир» (№2[282]2020)
|
