|
В последнее время в нашей стране
родители дошкольников жалуются на детскую агрессивность, родители
школьников – на возросшую детскую жестокость. Недавно в СМИ появились
сообщения, что в Новосибирске подростки задушили пятилетнего ребенка, а в
Оренбурге 14-летний школьник убил четырехлетнюю соседку. И это не
единичные случаи.
Проблема агрессивного,
неуправляемого поведения детей – не только наша беда, она беспокоит весь
мир, принимает все более пугающие формы.
В школах Германии, Японии
сталкиваются с тем, что из-за поведения детей учителям становится трудно
вести урок, в США уже неоднократно использовали полицию для усмирения
школьников, в наручниках увозя их в участок. Конфликты между самими
учениками подчас перерастают в травлю сверстников, которые потом приходят
в свою бывшую школу с оружием, чтобы отомстить за пережитые унижения.
В Интернете подростки выкладывают
ролики со сценами избиения одноклассников, снятые ради развлечения на
мобильный телефон.
Японский профессор педагогики
Университета Дайтобунка (Токио) Сиро Мураяма написал книгу «Дети и школа в
обществе изобилия». В этой книге он подробно анализирует факты жестокости
среди детей, мотивы преступлений, совершенных подростками, которые нашли
широкое освещение в СМИ – это убийства нескольких сверстников, убийство
девочки с групповым насилием или убийство с расчленением. По предложению
Департамента образования Японии Сиро Мураяма провел анализ случаев такой
жестокости с отягчающими обстоятельствами. Он подверг анализу тончайшие
нюансы мотивов детского поведения, выясняя, как эти дети видят мир, что
привело их к подобной жестокости, чем они отличаются от сверстников. Он
пишет, что дети посылают нам какие-то символы о своей жизни, которые мы,
взрослые, не всегда в состоянии расшифровать. Поэтому такой ценной для
профессора стала встреча с российским ученым, кандидатом психологических
наук, старшим научным сотрудником МГППУ Вероникой Васильевной СОРОКИНОЙ,
много лет занимающейся проблемами детских страхов, в том числе, с помощью
проективных рисуночных методов. Заинтересовавшись исследованиями Вероники
Васильевны, он предложил провести аналогичные исследования заочно в
начальной школе в Токио. Около 300 рисунков японских детей, полученных
В.В. Сорокиной, были ею проанализированы, результаты отправлены японским
учителям.
Спустя годы в Стране восходящего
солнца заинтересовались книгой В.В. Сорокиной «Психологические
неблагополучие детей в начальной школе». И уже другой психолог, Кадзо
Накамура, предложил перевести эту книгу на японский язык, включив в нее
материалы по исследованию рисунков японских детей. Книга вышла в 2008 году
под названием «Проблемные дети в начальной школе, их диагностика методом
проективных рисунков».
Мы решили выяснить у Вероники
Васильевны, что делает детей «проблемными» сегодня в столь разных уголках
планеты – в России и Японии.
– Когда я разбирала рисунки российских и японских
детей, то увидела между ними много общего. Хотя наши культуры такие
разные, но переживания детей очень похожи.
Сиро Мураяма, проанализировав огромное количество случаев
детских преступлений, приходит к выводу, что дети очень одиноки в своем
внутреннем мире и пытаются решить проблему одиночества доступными им
способами. То же самое вижу я. Дети лишены поддержки взрослых, они
страдают от страхов, чувствуют невозможность их преодолеть, невозможность
установить социальные контакты с другими людьми.
В то же время психологическое исследование показало, что эти
подростки ничем не отличаются от своих сверстников. Получается, делает
вывод Мураяма, что любой из окружающих нас подростков может совершить
точно такое же преступление. Профессор считает, что растет поколение с
«синдромом робота», которое характеризуется снижением чувствительности ко
всему живому, стремится уйти в мир технологий. Им свойственна
неразвитость, огрубление всех чувств, которые ведут к жестокости.
Жестокость связана с властолюбием, с подавлением чужой личности. Но, в то
же время, жестокость присуща внутренне одиноким молодым людям, которые не
умеют устанавливать социальные контакты.
– Возможно, что асоциальное поведение этих подростков
вызвано не эмоциональной неразвитостью, а утратой обществом системы
традиционных моральных ценностей, которые должны регулировать поведение
подростка, чтобы он управлял своими эмоциями. Может быть, причина кроется
и в сегодняшнем понимании процесса образования. Ведь у нас в 90-е годы
фактически отказались от воспитательной функции школы. Об этом говорили
многие отечественные психологи, в частности, профессор В.А. Иванников, в
то время проректор Университета Российской Академии образования.
– Сиро Мураяма, характеризуя положение дел в японской
системе образования, говорит, что сегодня в начальной школе уже невозможно
вести обучение. Дети вообще не слушают учителя, относятся к нему с
пренебрежением. Педагоги жалуются на то, что процесс передачи знания
рассыпается. Дети возбудимы и неуправляемы. Беспрепятственно дерутся на
уроке или издеваются над кем-либо и совершают насилие. Появляется ощущение
бессилия – так характеризует атмосферу в классах Акио Сайдзе.
Я думаю, что при сохранении соответствующих тенденций
российская школа вскоре может прийти к такому же положению дел. Меня
удивляет абсолютное бесправие учителя сегодня. Например, педагог не может
повысить голос, сделать внушение школьнику, даже не имеет права записать в
дневник замечание – это считается нарушением прав личности учащегося.
Учитель не может выгнать дерзкого ученика за дверь, потому что у детей
есть право на образование и они должны сидеть в классе, занимаясь при этом
чем угодно.
Если это абсурд, то он не случаен. Так борются за права
учеников. Родители, заподозрив малейшую провинность учителя, идут на него
жаловаться. На видном месте в школе размещена информация о номерах
телефонов, по которым можно позвонить и пожаловаться на учителя омбудсмену.
Поскольку Япония в области технического прогресса ушла от
России далеко вперед, то мы можем прогнозировать, что будет в нашей стране
лет через тридцать. Нас ждет разрушение процесса преподавания в школе,
если не будет воспитания, если учителю не возвратят прежний авторитет.
– Раньше отечественную школу критиковали за авторитаризм,
сегодня же в ряде школ не только отменили оценки в младших классах, но
разрешили ученикам делать буквально все.
– Некоторые частные школы предоставляют детям полную свободу:
не хочешь учиться – ну и не учись, у тебя плохое настроение – не утруждай
себя. Но знаний-то это не прибавляет.
Ребенок чувствует себя более защищенным, если имеет четкое
представление о том, что ему можно, а что нельзя. Я бы сказала даже, что
ребенок сам напрашивается на то, чтобы ему указали границы. А когда можно
все, он просто тонет в море вседозволенности.
– Он постоянно пребывает в состоянии выбора, поскольку у
него нет направления движения?
– Да, у него разрушается мотивационный вектор.
Поскольку он может двигаться во все стороны, то не делает ничего. У
ребенка возникает ощущение бессилия, ненужности, никчемности. Мера должна
быть во всем – и в свободе, и в запретах.
– С какими тревогами наиболее часто обращаются к психологу
родители учеников младшего школьного возраста?
– Это, во-первых, неконтролируемая агрессия у детей. Она не
мотивированна и не адекватна по отношению к причине, ее
вызвавшей, то есть ребенка пальцем тронули – и в ответ получили как
следует. В прикосновении самом по себе нет агрессивного посыла, иногда
дети используют его как способ начать игру, но некоторые ребята малейшее
прикосновение к себе расценивают как агрессивный выпад.
Понятно, что потасовки, принятые в мальчишеском сообществе,
когда они на переменках валяются на ковре, устраивая кучу малу, это не
проявление бесконтрольной агрессии. Так же, как и обзывания. Все это
элементы детской субкультуры, тренажер, обучающий детей в будущем держать
удар.
Другая волна обращений к психологу связана с детскими
страхами. Судя по рисункам, больше всего ребятишки боятся монстров. Детей
пугает иррациональность этих персонажей. Монстры используют какие-то лучи,
для которых неизвестны преграды. Они через стены проходят, через железную
дверь проходят. Защититься от них невозможно, лежи в кровати и бойся до
конца ночи. Родители не всегда чутко относятся к тому, что дети боятся,
они начинают ребенка стыдить, и он замыкается в себе, иногда до четвертого
класса переживает в душе эти страхи, будучи не состоянии с ними
справиться.
– Есть ли позитивная функция у страхов, или они действуют
исключительно как разрушители?
– Страх – это эмоция, которая ограждает от смерти,
прежде всего. Страх возникает там, где возникает угроза жизни. Чудовище
несет смерть, ведь оно хочет ребенка съесть – и Баба-Яга хочет съесть, и
монстр хочет съесть. Чудища хотят взорвать, разрушить планету.
Конечно, дети боятся родительских наказаний. Наказания есть и
в японских, и российских семьях. Японские дети пишут: «Боюсь, когда мама
кричит», «боюсь, когда папа наказывает». И, по-моему, чем больше
интеллектуальных требований предъявляет школа, тем больше некоторые
родители наказывают дома. Иногда ребенок боится четверку получить, потому
что будет порка.
Боятся еще зубных врачей, из-за доставляемой ими сильной боли.
В детских рисунках врач часто ассоциируется с образом убийцы.
– Как дети борются со своими страхами?
– Относительно японских детей у меня нет такой информации.
Наши дети придумывают самые смешные способы защиты от пугающих образов:
надо натереться чесноком, чтобы монстры не атаковали. Надо взять брызгалку
от утюга и побрызгать туда, откуда возникают страшные персонажи. Закрыться
одеялом, включить свет. Но часто страх парализует, ребенок лежит в кровати
и не может пошевельнуться, не то что позвать родителей или заснуть.
Конечно, если у него есть контакт с родителями, то они помогут ребенку
справиться с ситуацией.
Если ребенок недополучает любви, теплоты, и у него нет, по
Эриксону, «базового чувства защищенности» (а оно закладывается рано), то у
него формируется угрожающий образ мира. Тогда быть агрессивным – это
единственный способ обезопасить себя. Если ты агрессивен, если ты зол,
если берешь на себя демонический образ, то опередишь любое нападение из
мира, несущего угрозу.
– Что психолог может в этих случаях посоветовать родителям
и детям?
– Российские дети, имеющие религиозный опыт, когда им снятся
монстры, крестятся, читают «Отче наш», молятся своему небесному
покровителю, например, Георгию Победоносцу, и монстры исчезают. Но таких
детей единицы.
– У детей есть потребность в религии в таком раннем
возрасте?
– Я бы сказала, что у детей 5 – 9 лет выражена религиозная
потребность, то есть потребность искать защиту с помощью высших сил,
управляющих миром. Против монстра может помочь одна только мысль, что
существует собственный ангел-хранитель.
С другой стороны, я не могу сказать, что верующие дети не
испытывают страха. Испытывают. Но они знают способы защиты.
И у японских, и у российских детей многие страхи индуцированы
СМИ – кинофильмами, телепередачами, мультфильмами. Образы монстров
продуцируются также компьютерными играми и игрушками, создавая
инфернальный мир темных духов и волшебников.
Японским детям доступны любые фильмы, без ограничений. На
лотках у продавцов можно встретить и порнофильмы, и фильмы ужасов. И
подростки, которые совершили ужасные преступления, увлекались этими
фильмами. Один из них, по словам профессора Мураямы, имел коллекцию из
более чем пяти тысяч фильмов.
Поскольку в моих исследованиях дети рисовали на тему «Моя
семья», «Рисунок человека», «Несуществующее животное» и делали рисунок
«Что страшного мне снится ночью или чего я боюсь днем», то можно было
сравнивать страхи японских и русских школьников. Интересно, что рисункам
японских детей присуща очень четкая графика (их учат этому с детства), но
у них очень много графических клише, что не наблюдается у российских
детей.
В японских рисунках очень сильно чувствуется влияние комиксов.
Профессор Накамура недавно сказал мне, что вся учащаяся молодежь читает
только комиксы и развлекательную литературу. Больше их ничего не
интересует.
В рисунках японских детей часто обыгрывается тема расчленения
тела, что очень редко встречается у наших школьников. Девятилетний ребенок
рисует расчлененное тело, туловище держит в руках свою голову, из которой
стекает кровь, а ноги лежат отдельно. Очень много в их рисунках крови.
Думаю, это связано с тем, что японские дети с раннего детства приобщены к
телевизионной культуре безо всяких ограничений.
Но, в целом, страхи, переживаемые японскими и российскими
детьми, одинаковы.
– Детский мир должен получать от внешнего мира позитивные
посылы для своего развития, а получает от взрослых негативное
направление...
– Если человек видит сцену смерти и убийства, неважно, стал ли
он свидетелем автомобильной аварии на дороге или посмотрел криминальную
передачу по телевизору, главное, что он видел смерть, и это травмирует
его.
Но если человек видел смерть на экране и не травмирован, то
возникает вопрос: какие защитные механизмы у него сработали? Он отключил
свои чувства при восприятии увиденного, чтобы не принимать близко к сердцу
происходящее на экране.
Именно поэтому профессор Мураяма отмечает, что у детей
снижается чувствительность к агрессии. Теряется тонкость, естественность
чувств в общении между людьми. Теряется чуткость, «чувство жизненного
сострадания» – то, что, видимо, ценилось в традиционной японской культуре.
«Жизненное сострадание» позволяет ощущать кожей и улавливать взглядом
взаимное звучание душ и совершенствовать ощущение близости к состоянию
партнера. «Это становится материалом, из которого формируются будущие
сочувствие и доброта», – пишет профессор. Но такие чувства уходят в
прошлое, уступая место более огрубленным. Хотя, добавляет Мураяма, очень
многие дети переполнены нежностью, ищут дружбу.
– Как можно оценить роль средств массовой информации
в таком эмоциональном огрублении детей?
– Отвечая на этот вопрос, я не могу не сослаться на результаты
официальной экспертизы содержания некоторых мультсериалов, которые
показывал канал «2х2». Это исследование проводилось, в частности, Е.Е.
Прониной. И выяснилось, что 84 процента мультфильмов, подвергшихся
экспертизе, эксплуатируют сексуальную тему, 90 процентов – тему жестокости
и насилия и 100 процентов дискредитируют социальные нормы поведения.
Интересную книгу написал американский специалист в области
масс-медиа Дуглас Рашкофф, она называется «Медиавирус». Рашкофф пишет, что
детская аудитория – очень удобный плацдарм для запуска кросскультурных
баллистических ракет. Анализируя различные передачи, ориентированные на
молодежь, он показывает, каким образом туда внедряются контркультурные
программы. Так же, как вирус запускается в компьютер, пристраиваясь к
работающей программе, медиавирус запускается через программы масс-медиа.
Этот вирус направлен на разрушение бессознательных культурных
основ, архетипов.
– В таком случае, нужно ставить вопрос о культурной
безопасности, чтобы противостоять подобным вирусам. Общество должно
создавать иммунитет против таких воздействий на массовое сознание.
– Общество не осознает процессы, которые происходят в
масс-медиа. Перемены настолько стремительны, что поколения начинают даже
психологически очень сильно различаться между собой.
– Другими словами, индивидуальный разум не способен
контролировать тот объем информации, который сегодня появляется на рынке.
Сам процесс с точки зрения технологии начинает обгонять возможности мозга
и психики человека вообще?
– Да, он обгоняет наши возможности осмыслить происходящее.
Когда я выступаю на эти темы на родительских собраниях, примерно пятая
часть родителей соглашается со мной, но большинство не видит в
происходящем повода для беспокойства.
Дело в том, что массовые коммуникации живут по особым законам.
Евгений Иванович Пронин, профессор факультета журналистики МГУ, считает,
что массовая коммуникация – это динамика
коллективного бессознательного с его архетипами. Это очень
интересная мысль.
Что еще внедряет медиавирус сейчас? Смешение, подмену
представлений о добре и зле, нормах и анти-нормах. Часто задают вопрос,
что делать в этой ситуации родителям. Я думаю, что единственный способ –
это развивать у детей критический взгляд на происходящее на экранах.
Родители должны чувствовать ответственность за своих детей, но, к
сожалению, этого нет. Семья стремится переложить задачу воспитания на
школу. А школу юридически устранили от процесса воспитания. И получается
патовая ситуация. Если мы соотнесем воспитательное воздействие школы и
масс-медиа, то придем к очевидному выводу: масс-медиа влияют на детей
сильнее. Дети воспитываются «ящиком», вернее, неким групповым субъектом,
который стоит за ним. Как тут не вспомнить Александра Александровича
Зиновьева. Кто определяет все? Межнациональные корпорации, объединения.
Первый канал запустил сериал «Школа». И теперь поступают
жалобы, что ученики берут из него образцы для подражания. А где же им еще
брать эти образцы, если не из телевидения? Или разбираю жалобу матери на
своего ребенка-первоклассника, который неожиданно стал агрессивным.
Выясняется, что он подражает сериалу «Воронины». Сериал-то для взрослых,
но смотрят его дети, вот в чем беда.
Следует еще сказать об игрушках. Это отдельный большой вопрос.
И в игрушках уже заложены медиавирусы, идет работа с детским
бессознательным. Возьмите тех же покемонов. Их изображения везде: на
шапках, на платьях, на рюкзачках. А кто такой покемон? Это монстр из
кармана. Но он выглядит очень симпатичным. Вот где произошло смешение.
Ребенок не в состоянии самостоятельно провести дифференциацию, что
хорошее, что плохое, да и не каждый взрослый это сможет. «А, это детское,
это чепуха», – скорее всего, будет ответ.
Японские дети очень неустойчивы, они все время находятся в
состоянии возбуждения. И у нас происходит то же самое. Неважно, чем
вызвано это состояние – компьютерными играми, телевизионными передачами.
Дети и молодые люди все время возбуждены, а тут подсунь им наркотики – и
они станут спокойными.
Я посмотрела одну компьютерную игру, которая рассчитана на
подростков 12-14 лет. Там множество «наводок» на наркотики, которые, может
быть, взрослый не видит, но специалисту они очевидны. Прямо толкают
игроков на этот путь!
И получается, что родители переживают постоянный стресс, в
школе атмосфера напряженная, досуг – у компьютера или телевизора...
Ребенок нигде не знает покоя. Он даже спит беспокойно, потому что ему
снятся страшные сны.
– Американцы пытаются
объяснить поведение детей новыми болезнями, например, синдромом дефицита
внимания и гиперактивности, и лечить детей с помощью фармакологии. Для
бизнеса это очень выгодно, конечно. А ведь, по сути, если ребенка не
приучать к нормам, его моральную вертикаль не выстраивать, то он как
человек не состоится. Мораль – это всегда ограничение, это обязанность
учитывать других людей, это дверь в разумный социум. Моральный фактор не
может быть заменен законом о правах. Процесс нравственного воспитания
человека должны поддерживать и семья, и школа, и государство. Иначе
ребенок превратится в социального Маугли, агрессивного или равнодушного
биоробота. Он не понимает, зачем себя ограничивать. Каковую тенденцию мы и
наблюдаем сегодня в разных странах.
– Я просила ребят нарисовать свой портрет в будущем. Какая
тенденция намечается? Дети рисуют себя в виде роботов. Пусть это герои
мультфильмов, но с ними происходит отождествление. Ребенок рисует себя, а
из головы у него растет антенна, по лицу идет желтая, как молния, полоса
– какой-то передатчик. Ребенок уже соединяет себя с роботом.
Происходит очень сильная инфантилизация детей, хотя
интеллектуально и физиологически они развиваются очень быстро. Причем в
Японии дети сознательно не хотят взрослеть, потому что быть ребенком
удобнее. Такое нежелание взрослеть отметили 79% учащихся 4-6 классов.
Сейчас герой нашего времени кто? Это психопат, как ни странно
такое звучит. Импульсивный персонаж, совершающий неконтролируемые
действия. В любой момент он может хлопнуть дверью, что-то разбить, что-то
разрушить – и это норма! Если ты не такой, ты – белая ворона.
Процитирую С. Мураяму: «Ориентация общества на производство и
потребление ослабляет чувства человека. Избыточное материальное
потребление гипертрофирует желания людей. На этом фоне действует еще и
фактор, искусственно стимулирующий желания... Человеческие чувства, будь
то вкус или зрение, также становятся объектом управления посредством
потребления товаров. Из-за усиления атаки на чувства человека, способность
тонко чувствовать ослабевает в силу мягкости, присущей всему
естественному, – пишет профессор. – Второй аспект проблемы заключается в
том, что развитие современного общества с высоким информационным уровнем и
высокотехнологичной культурой определенным образом влияет на чувства
человека и его чувствительность. Высокотехнологичное производство быстро
сделало нашу жизнь удобной и приятной. Ненужными стали непосредственные
взаимоотношения человека с человеком и человека с вещью. У детей это, в
частности, отнимает возможность тренировать свои органы чувств и душевную
чувствительность».
В Японии дети уже не умеют отжать тряпку, почистить яблоко или
картофель, не умеют правильно держать предметы в руках. Появились дети,
которые не испытывают близких чувств к родителям.
– Детско-подростковая
аудитория наименее защищена от пропаганды насилия, наркотиков и
порнографии.
Детей должны
оберегать от них родители и школа, но школу оторвали от воспитательного
процесса, родители же много времени отдают работе, да и не осознают всей
пагубности воздействия заряженных заказчиками масс-медиа.
В итоге ребенок остается
один на один с гигантскими монстрами, но уже не игрушечными, а настоящими
– монстрами рекламы, киноиндустрии, сексуальной эксплуатации и
наркоиндустрии, которые сосредоточили в своих руках огромную долю мировых
финансов. Школьный учитель пытается защитить детей. Но, конечно, силы
игроков не равны. Государство фактически устранилось от своих
обязанностей, общество пребывает в младенческом состоянии, институт семьи
– в полуразрушенном.
Организованный отпор может
дать только государство, оно еще сильный игрок. Но и тут лоббисты
используют государственные структуры в интересах аморального бизнеса.
Что же, будем надеяться,
что «спящий проснется», государство и общество научатся противостоять тем,
кому нажива дороже, чем жизнь и здоровье детей.
Интервью провел Александр
ЖИГАРЬКОВ
«Психологическая
газета: Мы и Мир» (№03[163]2010)
|
